Ничья земля - Страница 49

– Их номер первый – Александр Леонидович Титаренко. На родной сестре которого – Маргарите, и женат твой закадычный дружок. Типчик ещё тот… Его даже я побаиваюсь.

– Ты? Вот уж не думал, что ты кого-то боишься!

– Представь себе, хотя он мне никогда дурного слова не сказал. Вернее, не то, что побаиваюсь, рядом с ним мне становится не по себе. Я у него три раза брала интервью – галантный, прекрасно себя держит, неплохо говорит. Руку целовал, до дверей провожал. Но… Знаешь, словно змею в руках держишь. Очень плохое ощущение. Неприятное. У него рот постоянно сжат в куриную попку.

Сергеев рассмеялся.

– Ну, и портрет! Змея, у которой рот сжат в куриную попку!

– Хочешь – верь, хочешь – не верь. Людям с таким ртом нельзя доверять. И глаза холодные.

– То есть, самый симпатичный из них – Блинчик? Рот – нормальный? Глаза – на месте? – спросил Сергеев.

– Не уверена, – сказала Вика серьезно, – насчет глаз – не уверена, а то, что мозги на месте – гарантирую. Общепризнанно, он – номер три, но поговаривают, что счет должен быть обратным. Самым богатым в партии называют Титаренко. Есть еще Соломин, Гладкий и прочие, но это дальний круг. Если говорить о тройке лидеров – Титаренко, называют однозначно. А я почти уверена, что это не так. Блинов богаче, но не хочет, чтобы об этом знали. Самым умным и жестоким называют Сидорчука. Он, действительно, начальник партийной контрразведки, он курирует силовиков, он объявлен мозгом партии. А я голову даю на отсечение, что за ним стоит твой мутный Блинчик, и делает вид, что он у нас мать Тереза, приглашенная на празднование Нового Года в борделе, и ко всему этому празднику отношения не имеет.

– Это только твои предположения? Так?

– Послушай, Сергеев, – с обидой сказала Вика, – у каждого свой кусок хлеба. У меня, если ты до сих пор не понял, родной, кусок хлеба – информация. Я, мать твою, в этом деле – профессионал. Мне, иногда, знать не надо, достаточно чувствовать. Я в этот гадюшник, в эти авгиевы конюшни, которые ты называешь красивым словом – парламент, хожу, как на работу уже который год!

Михаил поднял руки вверх.

– Все. Сдаюсь! Не злись, ради Бога!

– А ты глупости не говори! Предположения… Стала бы я тебе предположения подсовывать!

Она вскочила с кровати, ловко подобрала с пола белье и, проскользнув мимо него в ванную, попросила:

– Кофе свари. Я быстро.

Он только успел сварить кофе, как Вика вышла их ванной – свежая, красивая, с чуть влажноватой кожей и пахнущая мылом. Она чмокнула его в щеку, чтобы загладить неловкость оставшуюся от предыдущих фраз и, уселась напротив, за обеденным столом, перед своей любимой чашкой из черной глины, которую Сергеев несколько секунд назад наполнил горячей, ароматной жидкостью.

– Прости за резкость, – она отхлебнула кофе и зажмурилась от удовольствия. – Я знаю, почему я на тебя запала! Сергеев, ты единственный мужик в моей жизни, который варит кофе, а не полову! Кто тебя научил?

– Да, так было дело, – сказал Сергеев, неохотно.

Честно говоря, несмотря на то, что Плотникова никогда не интересовалась женщинами из прошлой жизни Михаила, говорить ей о той, которая учила его варить кофе, вовсе и не следовало.

В другое время Вика, услышав такой ответ, сощурилась бы, без особой доброжелательности и сказала бы что-нибудь ехидно-обидное, но в настоящий момент мысли ее были заняты другим и, клевать Сергеева за скрытность, в ее планы не входило.

Она закурила, наполнив воздух экзотическим ароматом гвоздики, отхлебнула из чашки и уставилась на Михаила своими кошачьими глазами. Ему показалось, что мысли Викм где-то далеко, и, скорее всего, так и было. Когда Плотникова включала то, что сама метко окрестила «search machine», все остальное переставало существовать в реальности. Сейчас она рисовала «картинку» – Сергеев подозревал, что вовсе не для чтобы порадовать его новыми подробностями деятельности украинского политикума, сейчас проводился этот экскурс в прошлое. Просто Виктории так было проще обобщать – из разрозненных кусков информации ее мозг начал собирать вполне пристойный «паззл», а беседа служила лишь стимулятором, допингом, заточным камнем, на котором Плотникова доводила до бритвенной кондиции клинок своей логики, которым владела в совершенстве.

– Сколько у нас времени? – спросила она.

– На три чашки кофе.

– Отлично, – она пригладила бровь мизинцем и сказала, сморщив лоб. – Тебе интересно? Продолжать?

Сергеев кивнул.

– Смотри. У партии твоего школьного дружка разнообразнейшие интересы. Заводы и фабрики, гостиницы и дома отдыха, газовые и нефтяные скважины на Севере, доли в крупнейших портах, несколько своих кораблей, ходящих под оффшорными флагами. В общем, не счесть алмазов пламенных что спят в пещерах каменных… Помимо этого – существуют еще десятки малых и больших дел и делишек, каждое из которых составляет основу благосостояния партии. Легальных и полулегальных. О нелегальных я пока молчу! Так вот… То, с чем сталкивалась лично я сама! Ты же знаешь, что их группа контролирует часть энергорынка?

Михаил кивнул.

– Эксперты оценивают эту часть, как одну четвертую, но я думаю, что она больше. Пять генераций купленных в течение пары лет через оффшоры за смешные деньги. Сейчас готовят пакет на приватизацию Облэнерго, и они, через восточноевропейские компании с оффшорными владельцами, прикупят еще. На сегодня – они единственный противовес Кононенко. Не враги, обрати внимание – противовес. У них масса общих интересов и даже общий партнер – Дима Гришин. Но они участвуют в сборе средств – тут Иван Палыч с ними ничего поделать не смог. А смог бы – не сомневайся – сделал бы непременно! Это его вотчина, а они туда своим национал-демократическим рылом! А сейчас, когда на Кононенко объявлен сезон охоты, их акции должны взлететь до небес. Они попытаются съесть и его схемы, а он держал лучшее – Днепр, Запорожье. Туда никто и сунуться без Ваниного соизволения не мог – только приближенные к телу лица. А ставки там разыгрывались – мама, не горюй! Ты в курсе, что живые деньги в этой системе ходят мало?