Высокий, стеклянный потолок, ломящиеся от изобилия еды прилавки, сумасшедшие, даже по киевским меркам цены и неповторимый колорит Бессарабки, с ее терпким букетом запахов. Смеси цветочного аромата от роз и лилий, продающихся у входа, легкого кровавого «мясного» запашка, острых, как специи, запахов корейских солений, свежей колкости листьев кинзы и перечной мяты, растертых между пальцами. И этот гул голосов под сводом. И первый осенний мед в баночках из-под майонеза провансаль – прозрачный и тягучий. И глянец натертых краснобоких яблок, и кисло-сладкая матовость боков зеленых «семиренко»…
Сергеев поставил машину на стоянку и пошел к рынку, с ленцой, чуть вразвалочку. Светило мягкое сентябрьское солнышко – осень начиналась неторопливо. Просто лето сбросило обороты, и августовский жар сошел на нет, без долгих, как ночи в декабре, дождей и слякоти, смывающей с Киева краски.
На выходные город пустел: кто победнее – ехал на «фазенды», готовить дачки к зиме, кто побогаче – выезжали в загородные имения, ловить последние лучи теплого солнца. Почти на перекрестке Креста и Шевченко скучал в стеклянной будке дежурный гаишник – машин было мало. С деревьев опадали «обугленные» по краям до рыжего цвета листья, и шлепались оземь, выбрасывая коричневые ядра, зрелые каштаны.
Возле кинотеатра, переживающего не лучшие времена, Сергеев приостановился – между колонами размещался книжный лоток, где иногда в горах книжного мусора удавалось откопать что-нибудь интересное. Он уже сделал шаг к лотку – и тут же столкнулся нос к носу с Плотниковой, держащей за руку симпатичную, такую же черноволосую, как она девочку лет восьми-девяти. Девочка была удивительно похожа на маму, хрупкая, тоненькая – только волосы были коротко стрижены и глаза другого цвета – черные, блестящие, как агаты, зато такие же миндалевидные, с необычным разрезом – к вискам.
– Привет, – сказал Сергеев, улыбаясь. Он был действительно рад встрече.
– Привет, – сказала Вика не очень дружелюбно.
Сергеев сел на корточки, аккуратно поддернув брюки на коленях, и оказался с маминой копией лицом к лицу.
– Привет, – повторил он. – Я – дядя Миша, друг твоей мамы. А ты кто?
– Я? – спросила копия, слегка растерявшись. – Я – Мариша, ой, Марина! – поправилась она.
– Очень приятно, – сказал он серьезно.
– И мне, – сказала Плотникова-младшая, но по ее лицу было видно, что она не до конца уверена, приятно ей новое знакомство, или нет. Для подтверждения, она подняла глаза на маму, но мама, склонив голову набок, с укоризной смотрела в глаза Сергееву.
– Ну, – спросила она, – познакомились? И почему Киев такой маленький город?
– Давай потом, – произнес Сергеев негромко. – Встретились, так случилось. Не всю же жизнь ты от меня ее прятала бы? Так?
И обратился к Марине.
– Как ты смотришь на то, чтобы пойти пообедать вместе?
– Может быть, ты спросишь у меня? – Плотникова насмешливо подняла бровь.
– А, что если я спрошу у вас? У обеих?
Плотникова-младшая растерянно переводила взгляд с Сергеева на мать, явно не понимая, как вести себя дальше.
– Принимаем приглашение? – спросила Вика у дочери.
Та несмело кивнула и улыбнулась, показав зубы, закованные в металлические брекеты – этакий маленький черноглазый вампиренок.
– Пошли, – сказала Плотникова. – Или поехали?
– Наверное – поехали. День хороший, посидим на воздухе. Тебе, красавица-девица, мороженое можно?
– Можно, наверное. Если мама не против.
– Мама не против, – ответила Вика.
Плотникова-младшая с удовольствием забралась на заднее сидение «Тойоты» и, поглядывая на нее в зеркало заднего вида, Михаил заметил, что девочка рассматривает его настороженно, как ему показалось, с недоверием.
Плотникова-старшая уселась впереди, рядом с ним, сдвинула красивые колени, оправила, в меру короткую, белую юбку и, скрестив руки на своей ярко-красной сумке от Валентино, вопросительно посмотрела на Сергеева. Можно сказать, даже с вызовом посмотрела. Мол, да, у меня дочь, взрослая девочка! Ну, и что?
– Кто ж тебя так обидел? – подумал Михаил, заводя машину. – Почему ты выставляешь иголки, ожидая нападения, подвоха там, где его не следует ожидать? Зачем ты прилагаешь столько усилий, чтобы держать дистанцию? Какая история стоит за всем этим? Что научило тебя так «не любить»? Даже испуганный еж разворачивается со временем, а ты, похоже, лишена умения раскрыться. Так и катишься по жизни колючим шаром, поверив, что иначе нельзя.
– Предлагаю целую программу, – сказал он, выворачивая на Крещатик, – обед – это раз. Парк – это два. Кино – это три.
– Мы с мамой хотели пойти на Сенку, – сказала Марина.
– Почему нет? – легко согласился Сергеев, – едем? Твоя машина где? – спросил он Вику.
– Оставила у дома. Надо хоть иногда ходить пешком.
– Тоже правильно. Можем оставить возле Сенного мою и пройтись немного.
– Давай не превращать все в спектакль, – сказала Вика сдержанно. – Делай, как тебе удобно. Мы ведь сломали твои планы?
– Если честно, – сказал Сергеев, – то все планов и было, что пройтись по Бессарабке и набить холодильник. Ты, как думаешь, что мне приятнее?
Она пожала плечами.
– Ну, так что, на Сенку?
Машину действительно удалось припарковать с трудом – в воскресные дни припарковаться рядом с блошиным рынком было проблемно.
Маринка шла впереди, рассматривая вещи, выставленные на тротуаре, заглядывая на лотки с разложенным по ним хламом, среди которого, еще несколько лет назад можно было найти поистине бесценные вещи. Судя по всему, это доставляло ей истинное удовольствие.